Араева Наталья Михайловна Верховный Суд Республики Калмыкия, пресс-служба, пресс-секретарь г. Элиста, Россия Закончилась Гражданская война. Разоренная страна с трудом приходила в себя. В связи с изменившимися социально-экономическими условиями — стартом новой экономической политики — с ноября 1922 года началась реформа судебной системы. После ликвидации революционных трибуналов в ее структуру вошли народные, областные (губернские) суды и Верховный Суд РСФСР. Непростая биография 22 декабря 1922 г. Президиум ЦИК Автономной области Трудового Калмыцкого народа утвердил состав членов коллегии областного суда, его штат и количество судебно-следственных участков. Так был создан Калмыцкий областной суд — предшественник Верховного Суда Республики Калмыкия. Его председателем стал Улюмджи Лавгаевич Лавгаев.
На сохранившейся фотографии к личному листу № 200730 запечатлен симпатичный тридцатилетний человек с открытым лицом в кителе военного образца. В автобиографии он сообщал: «Я сын простолюдина, калмыка из Сумьянова хотона Ульдючинского аймака Манычского улуса Лавга Сангаджиева, родился в 1893 году. Отец мой, как большинство калмыков, занимался скотоводством, вечно кочуя из одного места в другое. Семья моего отца состояла из моей матери-калмычки... и двух моих братьев, из которых старший, по каким-то счастливо сложившимся обстоятельствам, научился грамоте... Он уехал в Тибет, когда мне исполнилось 13 лет... Желание моего брата дать мне образование было настолько сильно, что родители вынуждены были... согласиться с мнением брата». Благодаря этому Улюмджи Лавгаев окончил сначала четыре класса приходской школы, за ними — двухклассное Калмыцкое училище в Астрахани, потом реальное училище и, наконец, поступил в Воронежский сельскохозяйственный институт, но из-за болезни оставил его после второго курса. Как бы то ни было, для тех лет он получил хорошее образование. При этом ни в одном документе не забывал указать: «Учился все время за счет калмыцкого народа». А как иначе может выучиться сын простолюдина-скотовода? Его отец был не богачом, а всего лишь крепким хозяином. Но и это в те времена ставили в вину, раскулачивая, а проще говоря, разоряя добротные хозяйства. В отцовском богатстве впоследствии обвинили и сына — коммуниста Улюмджи Лавгаева. Важен еще один факт биографии, который сыграл трагическую, роковую роль в судьбе этого незаурядного человека. Лавгаев пишет: «В августе 1919 года я был отправлен ЦИКом и Политотделом Астраханской группы Реввоенсовета XI армии в зафронтовую полосу, т.е. в ту часть Калмыцкой степи, которая в то время была занята белыми, для распространения Воззвания Совета Народных Комиссаров к трудовому калмыцкому народу. Подпольная моя работа продолжалась в течение 4 мес. среди трудового калмыцкого народа, угнетаемого в то время, после чего возвратился в январе, кажется, 1920 г. в Астрахань с докладом о проделанной мной работе». Речь идет о том, что в разгар Гражданской войны по заданию партии члены Калмыцкого исполкома Лавгаев и Манкиров, ставший впоследствии первым прокурором области, перешли линию фронта, смогли легализоваться на территории, занятой белыми, начали службу в ОСВАГе, осведомительно-агентурной организации контрразведки генерала Деникина, и под ее прикрытием распространяли среди населения «Воззвание тов. Ленина к Калмыцкому Трудовому Народу». Позже в романе «Мудрешкин сын», изданном в 1925 году, Антон Амур-Санан посвятил этому эпизоду целую главу «О подпольщиках», негативно оценив работу товарищей и подытожив: «Единственное, в чем мы обвиняли Манкирова и Лавгаева (по их возвращении из стана врага. — Н.А.), это в их бездеятельности... В данном случае донцы-калмыки „не взяли души в руки“. Никто им в этом не помог». И хотя в дальнейшем Антон Амур-Санан и Улюмджи Лавгаев плечом к плечу работали над решением нелегкой задачи — созданием автономии калмыцкого народа, — разъезжали вместе по улусам и аймакам и разъясняли политику партии, эпизод в изложении писателя висел над ними дамокловым мечом. Центральная контрольная комиссия РКП(б) неоднократно расследовала обстоятельства работы каждого из них в тылу белых. В конце концов ею было принято решение дело прекратить, а Амур-Санану рекомендовать внести в книгу необходимые поправки. Однако по неизвестным причинам писатель этого не сделал. Об этом, ища защиты, Лавгаев рассказал в письме Сталину. Ответа не последовало. И в 1929 году глава из книги «выстрелила» в последний раз... Следует отметить, что карьера Лавгаева с первых же послереволюционных лет развивалась весьма успешно. Заведующий Калмотделом Наркомнаца (Москва), член ЦИК Калмнарода (Астрахань), начальник Калмотдела ГубЧК (Астрахань), завотделом юстиции КалмЦИКа и, наконец, председатель Областного суда. При этом в 1925 г. он — представитель Калмобласти во ВЦИКе, в 1926-м — председатель УИК... Путь становления К обязанностям председателя Областного суда Улюмджи Лавгаев приступил 1 января 1923 года. Высший орган правосудия автономной области подчинялся непосредственно Наркомату юстиции РСФСР. В его компетенцию входило рассмотрение уголовных и гражданских дел по первой инстанции, а также в кассационном порядке — решений нижестоящих народных судов, издание разъяснений действующего законодательства и оказание практической помощи народным судьям и заседателям. Судьи и работники судебных органов трудились в тяжелейших условиях. Из доклада Улюмджи Лавгаева в Калмыцкий ЦИК о работе Областного суда со 2 января по 15 сентября 1923 г. видно, что для малочисленного состава судей и старших следователей объем рассматриваемых дел был достаточно велик. «Осталось неоконченных дел старших следователей Областного суда к 1 января 1923 года — 125. Поступило за отчетный период — 210. Окончено в отчетный период — 135. Остаток неоконченных дел к 15 сентября 1923 года — 200». Председатель Областного суда анализирует и сообщает причины неудовлетворительного состояния судебного дела на местах, среди них — неопытность народных судей и следователей, отсутствие их связи с Областным судом из-за плохой работы местной почты и неимения средств передвижения, обширность обслуживаемой территории, крайне неквалифицированный состав улусной милиции... В конце февраля 1924 года он обращается в ЦИК Калмыцкой области с просьбой об улучшении материального обеспечения работников суда: «Получаемое ответственными работниками Областного суда содержание настолько мало, что не обеспечивает половины прожиточного минимума даже для тех из них, которые не имеют на своем иждивении семей...» Более того, пленум Областного суда ходатайствует перед Наркоматом юстиции страны об экстренном решении этого вопроса. В то же время Улюмджи Лавгаевич уделяет большое внимание кадровому составу судей: к кандидату в народные судьи предъявляются серьезные требования, включая опыт, стаж практической работы в органах советской юстиции, морально-нравственные качества. Между тем над головой Лавгаева в который раз сгущаются тучи, и 2 октября 1929 г. следует его арест. Снова аукнулась ему злополучная десятилетней давности работа в тылу врага в интерпретации Амур-Санана. У последней черты На сей раз ОГПУ доведет свое дело до конца, ибо обвинение теперь сформулировано так: «Изобличается в том, что в 1919 году при захвате белой армией территории Манычского улуса добровольно перешел на сторону последних и... активно проводил идеи белой армии, направленные на свержение советской власти и отдельных представителей последней». При составлении обвинения в дело шло всё. И то, что Улюмджи Лавгаев, будучи сыном человека, имевшего скот и сад, скрыл это при вступлении в партию; и связь с чуждым элементом — тибетским ламой (имелся в виду брат, с которым они не виделись более 30 лет); и то, что первая его жена — «зайсангша, имевшая дом на Калм.Базаре». Не пренебрегали ничем. Он обвинялся в бюрократизме, грубости «по отношению к рядовым товарищам», замкнутости, отказе от общественной работы. И это притом, что в последние годы Лавгаев принимал самое непосредственное участие в организации колхозов, оседлении кочевого народа, проведении непривычной для кочевников посевной кампании... Знакомясь с показаниями свидетелей, Улюмджи Лавгаевич с горечью узнал, как много личных врагов появилось у него за 12 лет труда на ответственных постах. «При расследовании считаю необходимым допрашивать больше коренных жителей, знавших меня тогда и теперь, а не тех, которые питаются всякими слухами и не являлись сами очевидцами, — заявил он во время следствия. — Почему бы не допросить хотя бы Татьяну Дмитриевну Юркову, старую, заслуженную учительницу, у которой я тогда жил. Люди знают меня с детства и честно должны сказать, какую роль я играл при белых. Короче, я не признаю себя виновным в предъявленных мне обвинениях». Но его признание никому не было нужно. Читая пожелтевшие страницы уголовного дела, ныне хранящегося в архиве УФСБ России по Республике Калмыкия, видя, как сформулированы вопросы следователей, понимаешь, что все было предрешено. 29 октября 1930 г. прозвучал приговор: «Заключить в концлагерь сроком на десять лет»... Развязка этого дела последовала лишь через 45 лет, когда после ХХ съезда партии начались массовые пересмотры множества приговоров, которыми по печально знаменитой «политической» 58-й статье Уголовного кодекса РСФСР были осуждены десятки тысяч невинных людей. Из постановления Президиума Верховного Суда Калмыцкой АССР от 24 февраля 1976 г.: «Обвинение Манкирова Г.М. и Лавгаева У.Л. в контрреволюционной деятельности не подтверждено никакими доказательствами». И вывод: «Постановление Коллегии ОГПУ от 13 октября 1930 года в отношении Манкирова Галзн Манкировича и Лавгаева Улюмджи Лавгаевича отменить и дело производством прекратить за отсутствием в их действиях состава контрреволюционного преступления». Реабилитирован первый председатель Калмыцкого областного суда посмертно — он умер в заключении, в Кемь-Слаге (Мурманская область), в феврале 1931 года. Ему было тридцать восемь лет...